Неточные совпадения
В минуту оделся он; вычернил усы, брови, надел на темя маленькую темную шапочку, — и никто бы из самых близких к нему козаков не мог
узнать его.
По виду ему казалось не более тридцати пяти лет. Здоровый румянец играл на его щеках, и самые рубцы придавали ему что-то повелительное.
Одежда, убранная золотом, очень шла к нему.
В пользу же в частности женитьбы именно на Мисси (Корчагину звали Мария и, как во всех семьях известного круга, ей дали прозвище) — было, во-первых, то, что она была породиста и во всем, от
одежды до манеры говорить, ходить, смеяться, выделялась от простых людей не чем-нибудь исключительным, а «порядочностью», — он не
знал другого выражения этого свойства и ценил это свойство очень высоко; во-вторых, еще то, что она выше всех других людей ценила его, стало быть,
по его понятиям, понимала его.
Пробираться сквозь заросли горелого леса всегда трудно. Оголенные от коры стволы деревьев с заостренными сучками в беспорядке лежат на земле. В густой траве их не видно, и потому часто спотыкаешься и падаешь. Обыкновенно после однодневного пути
по такому горелому колоднику ноги у лошадей изранены, у людей
одежда изорвана, а лица и руки исцарапаны в кровь.
Зная по опыту, что гарь выгоднее обойти стороной, хотя бы и с затратой времени, мы спустились к ручью и пошли
по гальке.
Это было для нас непоправимым несчастьем. В лодке находилось все наше имущество: теплая
одежда, обувь и запасы продовольствия. При себе мы имели только то, что могли нести: легкую осеннюю
одежду,
по одной паре унтов, одеяла, полотнища палаток, ружья, патроны и весьма ограниченный запас продовольствия. Я
знал, что к северу, на реке Един, еще живут удэгейцы, но до них было так далеко и они были так бедны, что рассчитывать на приют у них всего отряда нечего было и думать.
Мужчины были одеты по-китайски. Они носили куртку, сшитую из синей дабы, и такие же штаны. Костюм женщин более сохранил свой национальный характер.
Одежда их пестрела вышивками
по борту и
по краям подола была обвешана побрякушками. Выбежавшие из фанз грязные ребятишки испуганно смотрели на нас. Трудно сказать, какого цвета была у них кожа: на ней были и загар, и грязь, и копоть. Гольды эти еще
знали свой язык, но предпочитали объясняться по-китайски. Дети же ни 1 слова не понимали по-гольдски.
Иногда мне казалось, что я
узнаю то или иное место. Казалось, что за перелеском сейчас же будет река, но вместо нее опять начиналось болото и опять хвойный лес. Настроение наше то поднималось, то падало. Наконец, стало совсем темно, так темно, что хоть глаз выколи.
Одежда наша намокла до последней нитки. С головного убора сбегала вода. Тонкими струйками она стекала
по шее и
по спине. Мы начали зябнуть.
—
По одежде встречают, Тарас… Разбогатеешь, так нас не забудь.
Знаешь, кому счастье?..
«Ну, мало ли, — говорит, — что; ты ждал, а зачем ты, — говорит, — татарок при себе вместо жен держал… Ты
знаешь ли, — говорит, — что я еще милостиво делаю, что тебя только от причастия отлучаю, а если бы тебя взяться как должно
по правилу святых отец исправлять, так на тебе на живом надлежит всю
одежду сжечь, но только ты, — говорит, — этого не бойся, потому что этого теперь
по полицейскому закону не позволяется».
Разбойники встали. Иные тотчас влезли на полати; другие еще долго молились перед образом. Из числа последних был Митька. Он усердно клал земные поклоны, и если б
одежда и вооружение не обличали ремесла его, никто бы
по добродушному лицу Митьки не
узнал в нем разбойника.
— И
знаешь, — живо продолжал Дыма, не слушая, — когда я, вдобавок, выменял у еврея на базаре эту
одежду… с небольшой, правда, придачей… то уже на улице подошел ко мне какой-то господин и заговорил по-английски…
Живут все эти люди и те, которые кормятся около них, их жены, учителя, дети, повара, актеры, жокеи и т. п., живут той кровью, которая тем или другим способом, теми или другими пиявками высасывается из рабочего народа, живут так, поглощая каждый ежедневно для своих удовольствий сотни и тысячи рабочих дней замученных рабочих, принужденных к работе угрозами убийств, видят лишения и страдания этих рабочих, их детей, стариков, жен, больных,
знают про те казни, которым подвергаются нарушители этого установленного грабежа, и не только не уменьшают свою роскошь, не скрывают ее, но нагло выставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими, как бы нарочно дразня их, свои парки, дворцы, театры, охоты, скачки и вместе с тем, не переставая, уверяют себя и друг друга, что они все очень озабочены благом того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и
по воскресеньям в богатых
одеждах, на богатых экипажах едут в нарочно для издевательства над христианством устроенные дома и там слушают, как нарочно для этой лжи обученные люди на все лады, в ризах или без риз, в белых галстуках, проповедуют друг другу любовь к людям, которую они все отрицают всею своею жизнью.
— Экой ты, братец ты мой, какой человек несообразный! Заладил: пособи да пособи! Застала,
знать, зима в летней
одежде, пришла нужда поперек живота, да
по чужим дворам: пособи да пособи! Ну, чем же я тебе пособлю, сам возьми в толк!
Было второе марта. Накануне роздали рабочим жалованье, и они, как и всегда, загуляли. После «получки» постоянно не работают два, а то и три дня. Получив жалованье, рабочие в тот же день отправляются в город закупать там себе белье,
одежду, обувь и расходятся
по трактирам и питейным, где пропивают все, попадают в часть и приводятся оттуда на другой день. Большая же часть уже и не покупает ничего,
зная, что это бесполезно, а пропивает деньги, не выходя из казармы.
На другой день рано утром, бледный, с мутным взором, беспокойный, как хищный зверь, рыскал Юрий
по лагерю… всё было спокойно, солнце только что начинало разгораться и проникать
одежду… вдруг в одном шатре Юрий слышит ропот поцелуев, вздохи, стон любви, смех и снова поцелуи; он прислушивается — он видит щель в разорванном полотне, непреодолимая сила приковала его к этой щели… его взоры погружаются во внутренность подозрительного шатра… боже правый! он
узнает свою Зару в объятиях артиллерийского поручика!
А иногда они плясали на месте, с каменными лицами, громыхая своими пудовыми сапогами и распространяя
по всей пивной острый соленый запах рыбы, которым насквозь пропитались их тела и
одежды. К Сашке они были очень щедры и подолгу не отпускали от своих столов. Он хорошо
знал образ их тяжелой, отчаянной жизни. Часто, когда он играл им, то чувствовал у себя в душе какую-то почтительную грусть.
— А вот так и нет! История есть у царей, патриархов, у дворян… даже у мещан, если хотите
знать. История что подразумевает? Постоянное развитие или падение, смену явлений. А наш народ, каким был во время Владимира Красного Солнышка, таким и остался
по сие время. Та же вера, тот же язык, та же утварь,
одежда, сбруя, телега, те же знания и культура. Какая тут к черту история!
Впервые поставлена в 1835 году.], танцы там разные, или этакие, где иностранные принцы в светлой
одежде выходят, каждую штуку раз
по семнадцати видал; а в тот раз какое представленье шло, и не
знаю: всем своим взором пристрастился к Палагее Ивановне.
Можно бы было понять то, что люди считают себя неравными потому, что один сильнее, больше телом, чем другой, или умнее, или бойчее, или больше
знает, или добрее, чем другой. Но обыкновенно не
по этому разделяют людей и считают одних людей выше, а других ниже. Неравными считают людей потому, что один называется князем, генералом, а другой мужиком, рабочим, один в дорогой
одежде, а другой в лаптях.
— Упали! Упали! — раздались голоса на палубе, но никто ни с места. Не
зная, кто упал, Никифор Захарыч, мигом сбросив с себя верхнюю
одежду, бросился в Волгу. Недаром его смолоду окунем звали за то, что ему быть на воде все одно, что
по земле ходить, и за то, что много людей он спас своим уменьем плавать.
Слышит Дуня — смолкли песни в сионской горнице. Слышит —
по обеим сторонам кладовой раздаются неясные голоса, с одной — мужские, с другой — женские. Это Божьи люди в одевальных комнатах снимают «белые ризы» и одеваются в обычную
одежду. Еще прошло несколько времени, голоса стихли, послышался топот, с каждой минутой слышался он тише и тише. К ужину, значит, пошли. Ждет Дуня. Замирает у ней сердце — вот он скоро придет, вот она
узнает тайну, что так сильно раздражает ее любопытство.
Доподлинно
знаю, что у нее в пустынном дворце
по ночам бывает веселье: приходят к царице собаки-гяуры, ровно ханы какие в парчовых
одеждах, много огней тогда горит у царицы, громкие песни поют у нее, а она у гяуров даже руки целует.
Более древние изображения представляют Диониса почтенным мужем или старцем с длинною бородою, с величавым лицом. Но эти изображения мало характерны. На бога перенесен уже готовый тип, по-видимому, созданный первоначально для Гермеса, и Диониса можно
узнать только
по его атрибутам — виноградной кисти, чаше или ветке плюща. В изображениях и этого типа бог часто имеет совсем женский облик, благодаря женским
одеждам, в которые он облечен; на голове его — женская лобная повязка, иногда даже женское покрывало.
И, как нарочно,
по линии пробежал ветер и донес звук, похожий на бряцание оружия. Наступило молчание. Не
знаю, о чем думали теперь инженер и студент, но мне уж казалось, что я вижу перед собой действительно что-то давно умершее и даже слышу часовых, говорящих на непонятном языке. Воображение мое спешило нарисовать палатки, странных людей, их
одежду, доспехи…
Кроме того, он
знал нечто такое, что,
по общераспространенному мнению, даже и нельзя
знать: он
знал (не верил, а
знал), что есть мир живых существ, не нуждающихся ни в пище, ни в питии, ни в
одежде; мир, чуждый низменных страстей и всех треволнений мира земного.
Я предчувствовал, что с глазу на глаз мне будет неловко с ним, но мне хотелось
узнать от него многое и в особенности, почему, когда отец его был так богат, он был в бедности, как это было заметно
по его
одежде и приемам.
— «Наши столпились у ворот укрепления. Святослав стоял впереди с огромным бердышом.
Одежда его была вся изорвана, волосы всклокочены; руки
по локоть, ноги
по колено в крови; глаза метали ужасный блеск. Татары, казалось,
узнали его и хлынули, как прорванная плотина. „Умирать, братцы, всем! Славно умирать!“ — крикнул он, бросился в гущу татар и начал крошить их своим страшным оружием…»
Когда я ложился спать, Зиночка,
по обыкновению, зашла в детскую
узнать, не уснул ли я в
одежде и молился ли богу. Я посмотрел на ее хорошенькое, счастливое лицо и ухмыльнулся. Тайна распирала меня и просилась наружу. Нужно было намекнуть и насладиться эффектом.
Их легко было
узнать по усталым, озабоченным лицам,
по скромной
одежде.
Прохожие, видя изящно одетого, солидного барина, удобно развалившегося на подушках шикарного экипажа, думали, вероятно: «Вот счастливец». Если бы они
знали, что на душе этого счастливца и многих ему подобных, катающихся на рысаках
по улицам Петербурга, целый ад мук и тревог, они не пожелали бы ни этой
одежды, ни этого экипажа злому своему лиходею.
Каким трепетом забилось его сердце, когда он разглядел своих земляков,
узнав их
по одежде и вооружению, которые еще со времени раннего детства запечатлелись в его памяти. Шишаки, кольчуги, узловатые кистени, в кружок обстриженные волосы, русский язык, еще памятный ему, — все это было перед ним.
Это не Антон. Тот в немецкой епанечке, светлые волосы его падают кудрями
по плечам, а этот молодец острижен в кружок, в русской
одежде, в шеломе и латах. Щеки его горят, он весь в пыли с головы до ног. Между тем паробок принимает коня его, служит ему, как своему господину, и дает
знать, что он может идти в хоромы.
Каким трепетом забилось его сердце, когда он разглядел своих земляков,
узнав их
по одежде и вооружению, которые еще со времени раннего детства запечатлелись в его памяти. Шишаки, кольчуги, угловатые кистени, в кружок обстриженные волосы, русский язык, еще памятный ему, — все это было перед ним.
— Наверное сказать нельзя, обокраден ли убитый, были ли с ним деньги и вещи, это
знают Бог да ты, но
по одежде он должен был принадлежать к людям состоятельным и не мог иметь в кармане только мелочь, и, наконец, приехав на охоту в тайгу из К., должен же он иметь какие-либо деньги, чтобы хоть вернуться обратно — их мы в избе на прииске Безымянных не нашли. Ты был в этой избе… Видели, как ты крадучись шел оттуда, и
узнали тебя… — с расстановкой сказал земский заседатель.
Спустившись на двор замка, дружинники натолкнулись на груду изувеченных тел.
По одежде и оружию они
узнали в мертвецах своих земляков.
С глубоким волнением смотрел я на муки несчастного молодого человека (
по сравнению с собой я мог бы назвать его юношей), тщетно пытаясь удержать его пальцы, разрывавшие
одежду, — я
знал, что за это нарушение дисциплины его ждет новый карцер.